— Но на эту позицию и спрос не велик, — сказал Петровский вслух, пожимая плечами. — Что мы можем из нее выжать?
— Ну, как же, Тарас Васильевич… Половина, да что там, все любители острых ощущений готовы будут отдать любые деньги за возможность полетать без каких-либо приспособлений. А идеальное зрение в темноте? А плавание под водой без акваланга?
— Постой-ка, постой… Е-40?… — Петровский на мгновение задумался. Потом, вспомнив о чем речь, невольно рассмеялся. — Эк, куда вы на пару с Антоном. Или это ты один придумал?
— На пару, — ответил Нелетов. По его тонким губам тоже промелькнуло подобие улыбки.
— А побочные эффекты?
— Ну, если сделать антидот и продавать дозировано…
— Антидот, — фыркнул Петровский. — Это ведь много хуже «Сигмы», Игорь, дорогой. С «Сигмы» хоть слезть можно. С трудом, но, говорят, что можно. А с Е-40 как? Это уже, извините, на всю жизнь…
— Тарас Васильевич! Для экстримальщика Е-40 — лучший выбор. Они и так жить спокойно не могут. Хорошо, давайте протестируем. Пара моих друзей-приятелей хоть сейчас готовы на стенд. Что скажите?
— Ты рассказал им? — вопросительно приподнял бровь Петровский.
— Только общая информация. Минусы и плюсы. Напирая, в основном, на минусы. И знаете, что мне сказал один из них?
Тарас сделал глоток кофе.
— Что жизнь без этой штуки для него не жизнь…, — произнес он.
Нелетов пожал плечами.
— Прямо цитирование началось…, — сказал он. — Практически так и сказал…
Тарас задумчиво поиграл пальцами по столу.
Е-40, подумал он. Мне бы проблемы твоих экстримальщиков, Игорек. С радостью бы махнулся.
— Что же, Е-40…, — вслух произнес Петровский. — Н-да… Чревато, конечно, но попробовать стоит. Что ж, делай. Проверяй, тестируй, запускай в производство…. Или в чем-то есть проблемы?
Нелетов помялся.
— Вопрос в том, что Вепрь отказывается, — сказал он. — Его можно понять — половина всех позиций проходит через его руки. Он считает, что скоро у него не останется сил. Он уже чувствует это.
— Опять Вепрь…, — нахмурился Тарас. — Уф-ф-ф… Сил у него не останется. Да на нем пахать надо! Вчера он мне признался, что был свидетелем Великой Отечественной… Каково, а? А чувствует он, что ему опять пора на Канары. Ты же знаешь Вепря, Игорь… Конечно, он уникален и незаменим. А незаменим ли, Игорь? Что-то он уже надоел со своими выкрутасами. Мы с Антоном это на днях вроде бы обсуждали…
— Пока незаменим, — вздохнул Нелетов. — Я и Антон, мы ищем варианты. Но сейчас мы никак не можем обойтись без него.
— А он, конечно же, это понимает…
— Естественно. Это понимают все. Даже Лизочка.
Недалекость секретарши шефа была в офисе притчей во языцех.
— Очень плохо, — произнес Петровский вслух. — Очень плохо, что Вепрь взял нас за горло. Он не самый плохой человек и однозначно прекрасный специалист. Без малейшего сомнения, уникальный в своем роде. Может, хотя бы ты порекомендуешь ему немного убавить аппетиты? Откровенно говоря, мне совсем не хочется что-либо менять.
— Хорошо, Тарас Васильевич. Я с ним поговорю, — кивнул Нелетов и что-то быстро черканул в блокноте. Он, как и Тополев, старался постоянно конспектировать задачи. — Что-нибудь еще?
— Да… — закончить Петровский не успел.
Разноголосыми трелями запел его мобильник.
Несколько мгновений Петровский смотрел то на поющий телефон, то на Нелетова.
— Ты уж, извини, меня, Игорь, — наконец, виновато произнес он. — Совсем времени нет. Давай, может, мы с тобой в другой раз пообщаемся?
Он дождался, пока Нелетов закроет за собой дверь, и отложил трубку в сторону.
Телефон звонил.
Петровский посмотрел на часы. Звонил не Антон.
Но почему-то Тарас был уверен, что звонит кто-то не менее важный и нужный сегодня. Может быть, с этим звонком и рождалось так необходимое Петровскому знамение?
Он поднял телефон.
— Да? — спросил Петровский.
Незнакомый неприятный холодный голос произнес:
— Здравствуйте, Тарас Васильевич.
Тарасу инстинктивно захотелось отстраниться от трубки, настольно неприкрытая неприязнь сквозила в словах.
— С кем имею честь? — осведомился он.
На другом конце раздался сдавленный смешок.
— Не узнаете? Странно. Я же ваш воспитанник.
Петровский поморщился, вспоминая. Что-то много старых друзей и знакомых появилось у меня за последние дни, подумал он мельком.
— Это Максим Дронов говорит, — подсказали ему на другом конце.
У Тарас подпрыгнуло сердце.
— Боже, Макс! — радостно воскликнул он. — Ты? Я совсем тебя не узнал. Богатым будешь. Где ты? Как ты? Мы уже все с ног сбились.
— Жив-здоров, как вы и предсказывали, — ответил Максим. — В полный рост осваиваю нового себя.
— Постой-ка, — встревожено спросил Петровский. — Ты охрип что ли?
— Ну, это вряд ли. Теперь же, благодаря вам, ко мне ни одна зараза не пристает.
— Странно как-то ты говоришь. Почему так со мной разговариваешь? Считаешь меня в чем-то виноватым?
— Виноватым? — после паузы переспросил Максим. — Если бы так считал, то говорил с вами в другом месте и совсем-совсем по другому. Уж поверьте. Почти научился. Ну, ладно. У меня к вам один вопрос, Тарас Васильевич.
— Какой?
— Почему вы мне не оставили выбора? Почему позволили им меня убить? Мне очень не понравилась роль безмолвной скотины на бойне, Тарас Васильевич! А? Объясните мне, тупому, почему мне не позволили отправить их на тот свет? Почему вы не дали порвать мне их на части?