— Я прав, Тарас. Я все сделаю, как надо. И я… Скоро буду, — сказал Максим напоследок и шагнул наружу.
(Они даже не пошевелись, оба. Просто отправили тебя на смерть, парень! Они могли бы тебя остановить, увезти прочь, спрятать! Но, нет, дружище! НЕТ!!!)
Дверь хлопнула, отсекая тепло и уют машины. Здесь, снаружи, ждали ветер, дождь и мрак. Максим поежился, засовывая руки в карманы куртки. Все-таки прекрасный они выбрали вечерок для расставания с жизнью.
Мерседес Петровского мигнул огнями стоп-сигналов и с легким урчанием рванулся прочь.
На пустой дороге Максим остался совершенно один.
Клянусь, сказал Максим себе, задрав голову к черному небу. Обещаю, что вернусь к тебе Семен. Чтобы не говорили Петровский и Антон, я все равно вернусь к тебе, гад. А что с тобой сделать, я решу позже. Вернее, сразу после того, как узнаю, что со мной задумал сделать ты.
Он посмотрел на свой силуэт в луже…
… и встретился со своим отражением в зеркале ванной.
Все вокруг плыло. Как это меня в ванную из кровати занесло, подумал Максим. Вместе с неуязвимостью в комплекте следует лунатизм?
— Понял? — спросило отражение, становившееся все более безжалостным. — Вспомнил нашу клятву? Теперь мы вместе?
Максим приблизил к зеркалу свое лицо почти вплотную.
— Сукин ты сын, — произнес он. — А когда мы с тобой были не вместе?
Осторожно ступая, он вернулся к дивану. Лег, сдерживая дыхание. Завтра предстоит тяжелый день. Завтра мы пообщаемся со всеми, с правыми и виноватыми.
И все они узнают, как плохо иметь дело с человеком, который все вспомнил. Который, превратился в чистую идеальную месть.
Карту района ему принесли уже совсем поздно.
Несколько мгновений он вертел листок, потом, подняв голову, посмотрел на Гальцева, сотрудника отдела Антона. Тот невозмутимо стоял перед ним, косясь в работающий телевизор.
— Ну и что это? — осведомился Петровский.
— Местонахождение телефонного номера, который вы нам дали, — пожал Гальцев плечами. — Место работы Максима Дронова.
— Интересно получается, — сказал Тарас. — Вы хотите меня уверить, что один из крупнейших цехов по производству наркотиков находится на Тверской, а окнами почти на Красную площадь смотрит?
Гальцев глянул на схему.
— Ага, — кивнул он. — Точно так, Тарас Васильевич.
Петровский откинулся в кресле.
— Знаете, что, Денис, — произнес он, — я давно к вам приглядываюсь. Вы хороший работник, только очень ленивый. На наши проблемы вам чихать, а в «Полночи» вас интересует одна лишь зарплата. Может быть, вам сменить место работы?
Гальцев оторвался от телевизора и вытаращил глаза.
— Тарас Васильевич?!
— Что, Тарас Васильевич?! — взорвался Петровский, хлопнув ладонью по столу. — Вы когда научитесь думать, а?! Когда, наконец, нужды компании станут для вас близкими, своими? Вы, что издеваетесь?! Идите и принесите мне настоящую схему!
— Но как? — развел Гальцев руками. — Это же база телефонная, Тарас Васильевич. Вводишь номер, она место выдает…
— А голову включать в дополнение к базе кто будет? — Петровский схватил листок. — Вы даете мне информацию, спасибо. Я читаю: адрес объекта — улица Тверская, дом 8. А открыть карту Москвы и посмотреть, что там находиться вы можете? Или это я делать должен? А? Вы считаете, что Книжный дом «Москва» — это, на самом деле, замаскированная фабрика по производству наркотиков?
Гальцев открыл рот.
Потом закрыл.
— Но как быть…?
— Думать! Позвонить на АТС. Выяснить. Телефоны в Москве часто меняются. Это понятно?
— Д-да…
Тарас вздохнул.
— Идите, Гальцев, — произнес он. — Идите и принесите то, что мне нужно.
После ухода Гальцева, Тарас набрал Антона.
— Как продвигаются дела? — спросил он.
— Три группы оцепления в полной боевой готовности, — доложил тот. — Готовы выдвинуться по первому требованию. Думаю, мы всю клоаку сумеем изолировать.
— Хорошо, — кивнул Тарас. — Дай им готовность на раннее утро. Остальные?
— Сейчас снаряжаем еще две ударных. Так сказать, основной удар.
— Все верно, — согласился Петровский. — Думаю, Максим навестит своих боевых товарищей завтра. Третий день, обычно, случается самым сложным. Превращение должно уже пойти полным ходом.
— Тарас Васильевич, — после паузы спросил Тополев, — а если мы не сумеем его завтра остановить?
Петровский вздохнул.
— Тогда речь о поимке больше подниматься не будет, Антон. Тогда речь будет вестись только об уничтожении.
— Но мы же сами…
— Я помню, Антон, кто его сделал, — мягко оборвал Тарас Тополева. — Я, к несчастью, все прекрасно помню. Поэтому, наши группы должны быть проинструктированы надлежащим образом, понимаешь?
— Я сделаю, Тарас Васильевич.
— Надеюсь, Антон. И вот, что. Давай-ка домой собирайся.
— А вы?
— Не волнуйся.
Мыслями Петровский был в том самом дне, когда они с Антоном провожали Максима в Битцевский парк.
Сумею ли я отдать приказ? Сумею ли я уничтожить то, что породил сам?
В тот вечер, расставшись с Максимом, они долго сидели в машине у подъезда Тополева, рассуждали, спорили, разбирались.
Собственно, речь шла о нем, о лекарстве.
Лекарстве для запутавшихся в жизни смертельно больных.
В салоне машины висела тишина.
Антон, судя по выражению лица, думал о дожде, о том, как несладко сейчас там Максиму и как замечательно будет приехать домой, выпить чего-нибудь горячительного и забиться под теплое толстое одеяло. Возможно, о Лизе, секретарше Петровского, он думал тоже…