Лекарство для безнадежных - Страница 44

Мысли Тараса были грустнее. Петровский пытался, но не мог вспомнить, сколько раз он уже провожал таких вот Максимов навстречу судьбе, сопливых пацанов, запутавшихся в своих недетских смертельных проблемах. Сколько раз встречал он их после, взъерошенных, оскалившихся, измазанных теплой еще кровью и пахнущих смертью, ставших за каких-то час-два, мужчинами. Ему всегда хотелось уйти с ними, ему хотелось быть с ними, когда происходило это превращение, но он знал, что никогда так не сделает. Это были их прошлые жизни, глупые ли, хорошие ли, плохие ли, злые ли, но они должны были разобраться с ними сами. Он не имел права находиться с ними в этот момент. Он не имел права видеть их в этот момент. Он мог только встречать и ждать.

Не вернувшихся, не было. Слишком совершенным оказалось лекарство, средство от отчаяния, панацея для загнанных в угол.

Петровский, вздохнув, полез за трубкой.

— Даже если мы его не найдем завтра, в лесу, он все равно вернется, — сказал Тарас. — Может быть послезавтра, через три дня… Они всегда возвращаются… Странная ночь, — он поднял голову и сквозь запотевшее стекло увидел почти полную, огромную луну, — Два дня до полнолуния. Дождь и Луна вместе. Такого я давно не видел. А возвращение гарантировано, — Тарас посмотрел на Антона. — Им всем нужен антидот, чтобы загнать внутрь то, что лезет наружу.

— Поэтому я никогда не думал о сыворотке, — буркнул Тополев. Он тоже смотрел на луну. — Не хочу чувствовать себя рабом.

Во взгляде Тараса мелькнуло сожаление. Он тихонько рассмеялся.

— Рабом?… Ты, говоришь, рабом?… — произнес он. — Мы с тобой давно вместе, но ты никогда не сумеешь, а я не смогу объяснить. В человеческом языке просто не хватит слов, чтобы описать, что такое стать на мгновение зверем. Ты никогда не узнаешь, что такое нестись по полю и ощущать океан запахов, чувствовать вздыбленной шерстью малейшее движение воздуха и наслаждаться своим могучим, гибким, стремительным телом. Ты никогда не сумеешь понять, что такое ощутить себя настоящим животным, свободным и вольным, как ветер. Ты даже не понимаешь, что значит — раб. Люди, простые люди — вот настоящие рабы своих слабых и смертных тел, застывших в неизменных формах. Мы — властелины этого мира. И будущее — за нами…

Монолог Петровского, очевидно, произвел на Антона сильное впечатление. Он испытал два удивления сразу. Первое — что под личиной делового и предприимчивого Тараса скрывалась, оказывается, почти поэтическая душа, и второе, самое главное: он почувствовал себя неполноценным. Простым обыкновенным человеком, который стоит рядом с чудом и не касается его. И, скорее всего, никогда не коснется. «Океан запахов… нестись по полю… — подумал Антон с внезапной завистью. — Да, людям этого не дано».

— Вот сбежит от нас Вепрь, — сказал он вслух, — и останетесь вы без вашего будущего. Поэты… полей….

— Для того, чтобы стать оборотнем, — нравоучительно произнес Тарас, сделав вид, что не заметил иронии, — не нужен никакой Вепрь. Достаточно одного меня, моей крови. А вот другие направления… Для этого как раз ты и существуешь. А Вепрь не сбежит, нет…. Где он еще такое найдет?…

— Такое?…

— Ты же знаешь всех конкурентов, — пожал плечами Петровский. — Ну, кто есть еще на рынке, сильнее нас, а? Кто? У нас размах и движение вперед…. А у остальных?… Гадание на картах Таро?… Кофейная гуща?… Снятие сглазов дедовскими методами?… Или взять того же Максима… Ты, полагаешь, ему будет неинтересно у нас работать? Что скажешь?

— Давайте оставим хотя бы Максима в покое, — вместо ответа сказал Антон и посмотрел в темноту. — Ему сейчас не до нас.

— Не до нас…. Тяжело рвать с прошлым. Особенно с грязным. Но это необходимо, если хочешь идти дальше. И вообще, Антон…

— Постойте, — внезапно перебил его Тополев. — Мне тут мысль пришла. Очень странная мысль. Извините, что перебил вас, Тарас Васильевич, но раньше я как-то не задумывался… Ведь оборотня можно убить?

— Да, — кивнул Тарас непонимающе. — Серебряными пулями. Святой водой. Огнем… Хотя насчет последнего — не уверен, не пробовал. Гранатометом, наверное, тоже можно. Если разнести на куски, ведь есть же пределы регенерации. Хм, только еще попасть нужно. А что?

— Да, просто… Ведь если нет ни пуль, ни воды, ни крестов, короче, если оборотень никак явно себя не проявляет, и за ним не носятся толпы религиозных фанатиков, если живет он себе спокойно, принимает антидот в полнолуние, трудится где-то… Это же… Он же становится автоматически бессмертным! Старые ткани регенерируют и отмирают. Отмирают и регенерируют, понимаете? Старения — нет! — лицо его возбужденно засветилось во мраке. — Вы понимаете?! Бессмертие!

— Я как-то не думал об этом… — пожал плечами Тарас. — Во всех книгах, фильмах обычно находился какой-нибудь молодчик… А так, да… Ну и что?

— Как ну и что?! — взвился Антон. — Мы тут головы ломаем, как найти применение какой-то Е-40, а тут под ногами — величайшая мечта человечества! И мы — единственные владельцы антидота! Да к нам очереди выстраиваться будут! Это же… Это… — он задохнулся.

Тарас молча повернул голову и посмотрел туда, вперед, где скрылся за стеной дождя, ветра и мрака Максим.

— Регенерация тканей, — произнес он, — чудовищная сила и реакция. Звериная выносливость. Улучшение всех органов чувств. Возможность превращения в волка… Выходит, я дал своим мальчикам в обмен на преданность не только это… — Петровский поднял взгляд на луну, потом повернулся к Антону.

— Знаешь, — сказал он, — давай будем считать, что бессмертие я им дал просто даром…